Праздник Успения Богоматери, известный на Западе под названием Вознесение Марии, имеет два различных аспекта, неразрывных в сознании верующего. С одной стороны, это смерть и погребение, с другой — воскресение и вознесение Богоматери. Православный Восток сумел сохранить таинственную сущность этого события, которое в отличие от Воскресения Христова не было проповедано апостолами. Речь идет о тайне, которая не предназначена для «ушей внешних», но которая открылась верным внутри Церкви. Истинно верующие знают, что, поскольку Сын Божий воспринял человеческую природу в утробе Девы, то Та, Которая послужила Его Воплощению, была воспринята Божественной Славой Сына Своего, воскрешена и взята на небеса. «Воскресни, Господи, в покой Твой, Ты и Кивот Святыни Твоея» (Пс. 131, 8). Сын перевел (μετέστησεν) Ее в вечность будущей жизни: B молитвах неусыпающую Богородицу и в предстательствах непреложное упование гроб и. умерщвление не удержаста, якоже бо Живота Матерь, к Животу престави во утробу Вселивыйся приснодевственную» (кондак, глас 2).
Прославление Матери проистекает непосредственно из добровольного уничижения Сына. Сын Божий воплощается в Деве Марии и становится Сыном Человеческим, подверженным смерти; Мария же, став Богородицей, воспринимает «Боголепную славу» и первой из людей участвует в исполнении обожения твари. «Бог стал Человеком, чтобы человек уподобился Богу» [2].
Великолепие жизни будущего века — конечная цель человечества осуществилась не только в Божественной вочеловечившейся Ипостаси, но и в человеческой обоженной личности. Переход из смерти в жизнь, из времени в вечность, из земного состояния в небесное блаженство ставит Божию Матерь вне всеобщего воскресения и Страшного Суда, вне второго пришествия (Parusia), которое завершит мировую историю. Праздник 15 августа является новой, таинственной Пасхой, в которой Церковь прославляет сокрытый плод своего эсхатологического исполнения перед концом времени. Это объясняет осторожность авторов литургических текстов, лишь намекающих на неизреченную Славу вознесения Богоматери [3].
Праздник Успения возник, вероятно, в Иерусалиме. Однако Этерия [4] в конце IV века еще не упоминает о нем. Можно предположить, что праздник был установлен позднее, поскольку в VI веке он уже повсюду известен; святой Григорий Турский является первым свидетелем празднования Успения (Assumptio) [5] на Западе, которое сначала отмечалось здесь в январе [6]. При императоре Маврикии (582–602 гг.) 15 августа становится уже твердо установленной датой празднования Успения [7] .
Первые изображения вознесения Марии были сделаны на саркофаге, находившемся в церкви Санта Энграсиа в Сарагоссе (начало IV в.) [8], известен также барельеф VI века в базилике Болнисский Сион в Грузии. Этот барельеф с вознесением Марии помещен напротив другого барельефа, изображающего Вознесение Христа [9] . Апокрифический рассказ, который связывается с именем святого Мелитона (II в.), на самом деле не старше V века [10]. Это предание содержит подробности успения, воскресения и вознесения Божией Матери, которые Церковь осторожно отнесла к разряду сомнительных сведений. Так, например, святой Модест Иерусалимский, скончавшийся в 634 году, в своем «Похвальном слове на Успение» [11] весьма осторожен в подробностях. Он повествует о том, как апостолы издалека были приведены небесным откровением о явлении Господа, пришедшего, дабы воспринять душу Своей Матери, и, наконец, (говорит он) о возвращении Богородицы к жизни, «дабы телесно причаститься вечному нетлению Того, Кто восставил Ее из гроба и призвал к Себе Ему одному ведомым путем». Другие проповеди — св. Иоанна Фессалоникийского († около 630 г.), св. Андрея Критского, св. Германа Константинопольского и св. Иоанна Дамаскина [12] — богаче подробностями, которые используются в богослужении и иконографии Успения Богородицы.
Классический тип Успения в православной иконографии представляет Божию Матерь лежащей на смертном одре. Вокруг стоят апостолы, а посредине — Христос во славе, принимающий на руки душу Своей Матери. На некоторых иконах подчеркивается телесное вознесение: в верхней части иконы, над изображением Успения, здесь изображена Божия Матерь, сидящая на троне, в мандорле [13], которую ангелы возносят на небеса.
На нашей иконе, написанной в России в XVI веке, Христос стоит, окруженный мандорлой, знаменующей Его славу, и взирает на тело Своей Матери, лежащее на украшенном одре. В левой руке Он держит маленькую фигурку, обвитую белыми пеленами и увенчанную нимбом: это — «всесветлая душа» (вечерня, стихира, глас 5), которую уже принял Христос в Свои «пречистые длани». «Собор ученик и Божественных апостол собрася погребсти Богоприятное тело Единыя Богоматере» (вечерня, на стиховне, стихира, глас 2). На первом плане мы узнаем Петра и Павла, стоящих по обе стороны одра. На некоторых иконах изображается таинственное прибытие апостолов, которые «Богоначальным мановением... облаки высоце взимаема, дошедше пречистого и живоначальнаго. Твоего тела, любезно лобызаху» (вечерня, стихира, глас 1). Множество херувимов на некоторых иконах окружает мандорлу Господа. На нашей иконе Силы Небесные представлены шестикрылым серафимом. Позади апостолов стоят четыре епископа в нимбах. Это святой Иаков, брат Господень, первый епископ Иерусалима, и три апостола из числа 70: Тимофей, Иерофей и Дионисий Ареопагит, сопровождавший апостола Павла [14]. На заднем плане изображены две группы женщин — это верующие Иерусалима, образующие вместе с епископами и апостолами внутренний круг Церкви, в котором совершается таинство Успения Божией Матери.
На многих иконах изображен эпизод с Афонием. Этому фанатику-иудею ангел отрубил мечом обе руки за то, что он дерзнул коснуться смертного одра Богородицы. Эта деталь апокрифического характера, которая присутствует в богослужении и иконографии праздника, должна напомнить о том, что конец земной жизни Божией Матери образует глубочайшую внутреннюю тайну Церкви, которая не потерпит ее осквернения: невидимая взорам внешних слава Успения Марии постигается только в свете внутреннего предания.
В. ЛОССКИЙ
[1] Из книги «Смысл иконы» (L. Ouspensky, W. Lossky. Der Sinn der Ikonen. Bern — Olten, 1952, SS. 215, 216).
[2] Св. Ириней, св. Афанасий, св. Григорий Назианзин (Богослов), св. Григорий Нисский (PG 7, col. 1120; 25, col. 192; 37, col. 465; 45, col. 65) и другие отцы Церкви.
[3] Литургические тексты праздника Погребения Божией Матери, гораздо более позднего происхождения, пожалуй, слишком прямолинейны. Они представляют собой подобие утрени Великой субботы (Погребение Христа).
[4] Этерия — паломница, посетившая в конце IV века Святую землю и оставившая описание своего путешествия. (cm. Itinerarium Aetheriae. Sources chretiennes, № 21. «Паломничество по святым местам конца IV в.». СПб., 1889: «Православный палестинский сборник», вып. XX.)
[5] De gloria martyrum. Miracula 1, 4 u 9. PI. 71, col. 708 u 713.
[6] «Бобийский миссал» и «Галльский служебник» указывают на 18 января.
[7] Никифор Каллист. История Церкви, XVII, 28, PG 147, col. 292.
[8] Dom Cabrol: "Diet. darcheolog. chret", 1, 2990–2994.
[9] С. Амиранишвили. История грузинского искусства. М., 1958, с. 128.
[11] Enkomium. PG 86, coll. 3277–3312.
[12] Patrologia orientalis, XIX, coll. 375–438. PG 97, coll. 1045–1109; 98, coll. 340–372; 96, coll. 700–761.
[13] Мандорла (итал. mandoria, миндалина) — в христианской иконографии миндалевидное сияние, среди которого изображали Христа и Богоматерь, когда хотели представить их во славе.
[14] См. «Божественные имена», III, § 2. PG3, col. 681.